До начала Великой Отечественной войны семья Семеновых жила в полуподвальной квартире здания, в котором находилась контора МТС (машинно-тракторная станция—авт.), на ул.Челюскинцев в Могилеве.

--Папа, Егор Федорович, работал в МТС дежурным,-- поясняет 89-летняя могилевчанка Любовь Корзо, из поколения детей войны, которых называют «последними свидетелями» событий Великой Отечественной—На легкий труд отца перевели после того, как его, милиционера, сбила машина, которую останавливал для проверки.

«Свинарка и пастух»

Несмотря на наличие «белого билета» в июне 1941 г. Егор Семенов получил повестку  из военкомата.

-- Мама, Анна Васильевна, вернувшись с работы, она трудилась уборщицей в «синем» магазине, спросила «папы нет?» и вместе со мной и младшим моим братиком Толей пошла в военкомат,-- вспоминает пожилая женщина.—Во дворе комиссариата за Серым домом было полно людей. Мама решительно сказала: «Дети, пойдем искать командира». Мы поднялись на второй этаж, а там показывали кино «Свинарка и пастух». Теперь, как только вижу его кадры, вспоминаю  состояние тревоги,  поселившейся в душе, когда военачальник сказал маме: «Вашего мужа мы не отпускаем. Идите домой».

Впрочем, людям, обитавшим на окраине Могилева, спокойная жизнь только снилась. Частенько в дом Семеновых кто-нибудь стучался поздней ночью, чтобы дождаться  очереди за хлебом, выстраивавшейся поблизости с четырех часов утра. Поэтому на громкий ночной стук в окно, а потом в двери хозяйка отреагировала не сразу и подхватилась, услышав родной голос: «Аня!». Оказалось, ее муж проходил с военными мимо дома и отпросился на пару минут, чтобы попрощаться с семьей.

-- Скорее всего папа погиб на Буйничском поле,-- предполагает Любовь Егоровна.—Больше мы его никогда не видели. Почему-то на прощание он сказал маме: «Береги дочь». Хотя в семье рос  Толик и мама носила под сердцем еще одного ребенка.

Любу ранило осколком

Воспоминания могилевчанки, которой к началу войны исполнилось 10 лет, о первых днях Великой Отечественной наполнены свистом снарядов, долетавших на городскую окраину со стороны Буйнич, грохотом взрывов и заревом пожарищ.

Ее мать, чтобы уцелеть c детьми в этом аду, решила пробираться в д.Бруски к сестре Ольге. Собираясь в дорогу, Люба  сложила в узелок документы, несколько фотографий и два материнских платка: теплый клетчатый и подаренный отцом на день рождение-- красный, с махрами. Женщина с детьми ползла по краю поля в сторону д. Тишовка, когда Любу ранило в ногу осколком снаряда.

В Брусках тоже было неспокойно: на глазах родственников, с таким трудом добравшихся до теткиного дома, снаряд попал в бревна, сложенные штабелем под окнами, и те покатились вниз, подпрыгивая.

Тетка Оля запрягла коня и отвезла сестру и племянников к отцу, а сама вернулась в Бруски, где оставались ее корова и свиньи.

Под дулом пистолета

В доме у дедушки Люба сдружилась с дядькой Петей, который был старше ее на год. С Петей Боровиковым девочка выполняла задание партизан. Один из них, Алексей Желобов, бежавший из немецкого плена и первоначально прятавшийся в погребе у Любиного деда, обратился к матери девочки с предложением, чтобы дети отправились в Могилев на базар, продали там зерно и купили соли, заодно разведали по пути следования расстановку немецких постов. В заплечные котомки Пете и Любе насыпали зерна и отправили детей в путь.

-- Мы прошли деревни Сташино, Севостьяновичи—немцев не встретили. За Добросневичами, ближе к железнодорожному переезду возле Тишовок  нас окружили гитлеровцы с автоматами,-- делится незабываемым ребенок войны.—Рыжий дядька взял меня за шиворот, а второй приставил мне к виску пистолет. «Киндер партизан»--говорит и хохочет. Меня от страха всю затрясло…

Немцы перекопали содержимое котомок и отпустили детей. Любочку трясло всю дорогу, но с поручением «киндер партизан» успешно справились. Когда возвращались в Забродье, возле кладбища их поджидала Любина мать. Женщина от радости, что вернулись целыми и невредимыми, обнимала - целовала их и…плакала: «Вы ж мае, залатыя дзетки,—жывыя…»

Из огня да в полымя

Когда сельчане копали в поле картошку,  в небе появился немецкий самолет и принялся обстреливать мирных жителей. Дед Василий так напугался, что от испуга вскоре умер. Пришлось его дочери Анне с детьми перебираться в д. Прокшеничи, где жили ее сестры—Гануля Воробьева и Наста Рогованцева. В Прокшеничах Анна Васильевна родила сына Мишу. Из этой деревни ее с детьми дважды увозили оккупанты. Один раз вывезли в Княжицы, где вместе с другими людьми заперли в старом доме. 

--Мороз тогда выдался около 30 градусов, а люди в том доме млели от жажды,-- погружается в прошлое Любовь Егоровна.—Пока не придумали: привязать к ремню чашку и просунуть в дыру, чтобы зачерпнуть снега. Несколько дней нас подержали взаперти, пока не погнали толпой по Минскому шоссе. Если, находясь в доме, мы думали о том, что нас могут заживо сжечь,  в тот солнечный морозный день опасались, что погонят на расстрел. Из Княжиц нас догнали до Голубовки. У меня на ногах были тоненькие ботинки, ноги я обморозила  и не могла идти, а мама шепчет: «Молчи, а то пристрелят». Немцы показывают на снежное поле-- сворачивайте, идите. Мы пошли, оглянулись, а их нет… Пришли в деревню, а там безлюдно: население пряталось в лесу. Сбили замок и зашли передохнуть в чужой дом. Кто-то сообщил дядьке Степану, брату отца, что невестка с детьми находится в той деревне. Он отвез нас к бабушке Насте, папиной матери, в Песчанку. Ночью в окна немцы прикладами стучат. Вместе с другими людьми нас закрыли в пустом гумне, хаты подожгли. Кто-то увидел в щелочку, как немцы направлялись к гумну с кулем соломы и канистрой бензина…  Люди от ужаса заголосили. Возле гумна остановилась подвода, приехавшие «погыргытали» с нашими охранниками и те выпустили нас. Горящую деревню окружили немецкие танки. Немец сказал нам что-то типа : «Идите куда хотите, все равно подохните ». Тогда мама сняла ботинки с моих обмороженных ног и стала растирать снегом. Ноги распухли, пришлось сесть на снег, вдруг слышим скрип, а это партизаны идут. «Мать, где немцы?» Она рассказала, что деревню сожгли, а за ней танки. Партизаны посадили нас в сани и повезли в Михалево. Там сообщили о нас дядьке Степану,  он привез нас в Дубинку, которая была для партизан перевалочным пунктом. 

Дядька ушел на задание. Партизаны привезли маме зерна и конины, а я в 4 часа утра вызвалась сходить за водой на речку.

На волосок от смерти

Любовь Корзо разбивала лед ведром, когда увидела вокруг деревни множество черных точек и поняла, что это головы немцев  в масхалатах , окружавших Дубинку. Девочка поспешила к партизанам и предупредила их. Партизаны вступили в бой с гитлеровцами, а сельчане, кто успел,уходили в сторону леса. Дубинку фашисты сожгли.

После долгих мытарств Семеновы вернулись в Прокшеничи, откуда немцы забрали их в лагерь на заводе «Стромммашина».  Там Люба заболела тифом и 14 июня 1944 г. ее отправили в сыпнотифозное отделение  областной больницы. Через семь дней в него поступили заболевшие Любины мать и братья. 26 июня, при подготовке больницы к эвакуации, санитарка выдала больным одежду и посоветовала уходить. 

--У мамы был самый разгар тифа,-- поясняет старушка.—Мы отправились в Сеньково, где я оставалась с братьями, пока мама ходила в город в поисках работы. В ее отсутствие у меня на руках умер маленький Миша.

Больные, голодные, без крова над головой -- мама, Люба и Толик выжили.

…После освобождения Анну Семенову взяли работать санитаркой в Печерский госпиталь, где женщине с детьми выделили квартирку. После Победы Люба Семенова, окончившая до войны 4 класса, устроилась работать вышивальщицей на фабрику художественных изделий, где трудилась до выхода на заслуженный отдых и еще пять лет спустя. Вышла замуж за хорошего человека, родила сына и дочь, дождалась внуков и правнуков. Всю жизнь Любовь Егоровна живет с детской памятью о войне. До сих пор при воспоминаниях о пережитом ее душат слезы. Забыть нельзя и помнить невозможно.